Юность на три буквы: ЕГЭ, АУЕ*, СВО

Политзэку Никите Уварову ужесточают условия в колонии, и книг в штрафном изоляторе он добивается только через голодовку

Голодовки все-таки работают. Эта весть донеслась из ИК-31 Красноярска, где сидит Никита Уваров. Впервые он оказался в тюрьме по делу канских школьников-анархистов в 14 лет. После 11 месяцев его выпустили, но ненадолго: неожиданная передышка, потом приговор. Трибунал признал его виновным в обучении терроризму и приговорил к 5 годам колонии. Сейчас ему девятнадцать. За последние два месяца Никиту дважды помещали в ШИЗО (на 10 и 15 дней) и дважды он объявлял голодовку. Требовал книги и учебники — запрета на чтение в ШИЗО нет.

И оба раза своего добился.

Никита Уваров. КВК. Июнь 2023, выпускной после 11 класса и сдачи ЕГЭ. Фото предоставлено Анной Уваровой

«Чую, сынку, чую»

Вообще первую голодовку Никита объявил сразу после вынесенного 10 февраля 2022 года приговора — в канском СИЗО-5. Четыре дня держал. Администрация убедила, что обращений-заявлений писать не стоит, и позже путем дипломатии (одновременно посулы и угрозы) уговорила прекратить. «Объяснили, что придется кормить через зонд. И я прекратил самостоятельно — ради библиотеки и чтения писем».

Никаких претензий к сотрудникам СИЗО-5 у Никиты не было. Говорил, что его воспитатель Александр Сергеевич Хлебников — «хороший мужик, ко всем относится нормально». Однако: «Не нравится, что книги не дают читать, я не знаю почему. И когда водят в оперотдел, очень не люблю сидеть в боксиках. Долго в боксиках очень не люблю».

Потом была Канская воспитательная колония (КВК). И в январе прошлого года — этап в красноярскую ИК-31, во взрослую зону. Практически сразу после карантина Никита заехал в ШИЗО, тогда на три дня, — из-за ошибки, допущенной им в описи вещей. Что-то забыл вписать, «сам виноват». И далее почти год сидел не без проблем, но, в общем, ровно. В декабре что-то случилось.

Со слов матери Никиты Анны (она виделась после этого с ним),

фсиновскому психологу не понравилось мнение Никиты о системе и сотрудниках. И — 10 дней ШИЗО.

Насколько известно, голодовку в изоляторе объявил тогда не только Уваров, но и находившийся там же отказник от СВО, больной диабетом. Тот смог выдержать недолго: пропустил один прием пищи, дальше его отправили в санчасть. Никита трижды отказывался от принесенной еды. И ему принесли книги.

Вышел, и в начале февраля подходил черед краткосрочного свидания матери с сыном. Анна меж тем получила от Никиты письмо с просьбой не приезжать: «Меня, возможно, скоро еще раз посадят в изолятор». За пару дней до срока Анна позвонила в колонию записаться и попросила посмотреть, на месте ли Никита, не в ШИЗО ли. Ответили: на месте. Мать закупила продукты для передачи, в т.ч. скоропортящиеся. На следующий день, уже готовясь ехать из Канска, решила уточнить. И на этот раз ей сообщили: нет, он в ШИЗО.

На это время свидания и передачи невозможны; более того, 28 декабря, когда Никита находился в изоляторе в предыдущий раз, и адвокату Владимиру Васину не позволили с ним увидеться, хотя на защитников это ограничение не распространяется. В тот день Васин прибыл в колонию с утра, сотрудник пообещал вывести Никиту, но в результате вышел не он, а другой сотрудник, объявил: «Оперативные мероприятия. После обеда». Однако Васин после обеда уже физически не мог, написал письмо начальнику колонии с просьбой разъяснить этот недопуск. Ответа нет до сих пор.

В последний раз Никита отсидел в ШИЗО 15 суток, и на днях Анна смогла поглядеть на сына. Похудел, бодр. На следующий день его посетил и адвокат Васин.

Выясняется, что снова была голодовка, и снова в итоге книги принесли. Учебники — только на 10-й день. А выписали ШИЗО из-за нарушения режима: приятель (еще по КВК) праздновал день рождения и позвал Никиту пить чай. И Уваров оказался не там и не тогда.

Библиотека ИК-31, самой читающей колонии в крае. Фото: ГУФСИН

Однако есть еще одно. Внезапное (с декабря) ужесточение условий содержания Уварова произошло после беседы с психологом (редакция располагает ее ФИО). Чего такого Никита мог сказать?

В местных колониях, по сути, ведут борьбу с двумя идеологиями: АУЕ* и радикального исламизма. Последнее к Никите — никак. Значит?.. Остальной спектр, политические тонкости здесь ничего не значат и никого не интересуют, в перевоспитание никто не верит. Технологически механизм прост: нарушаешь режим — значит, стремишься в лагерь «отрицалова», к ворам, и тебя начинают ломать. А если ты еще и систему критикуешь… Наверняка же с позиций АУЕ, с каких еще это возможно?

Система знает, что делает? Когда Никиту в его 15 лет ненадолго выпускали из тюрьмы (до приговора), он мог написать: «@all гулять», и выходило по 100–120 человек. Выдающийся коэффициент эффективности государственных усилий: до тюрьмы Никита тусовался с 3–4 друзьями. Брат Никиты Максим: «Ну, может, не 100 — человек 30–40 точно собиралось. После того как Никиту посадили вновь, никто не созывал больше. И я бы не сказал, что Никита был лидером всего этого, но с ним настроение было категорически другое. Под другим углом как-то все представлялось. И никакого уныния, депрессии. Никита вносил в компанию добро и радость, без него это была тусклая компания малолетних алкашей. А с ним — веселые ребята».

Такое в людях — их потенциал — система чует печенкой. Ее основной инстинкт. Проблема в том, что сами мы не рептилии: помимо решений спинного мозга, хочется чего-то — не говорю уж про сострадание — осмысленного.

Психолог тогда предложила Никите, в частности, высказаться под запись о том, что ждет воспитанников КВК, которую он покинул, во взрослой зоне. Возможно, чтобы они не боялись. Но и не питали иллюзий.

То, что сказал Никита, ей резко не понравилось.

И вот здесь остановимся подробней, потому что здесь и видна двусмысленность сегодняшних тюремных практик.

В КВК, сентябрь 2024. Слева направо начальник ГУФСИН Антон Ефаркин, сенаторы Андрей Клишас и Александр Усс. Фото: ГУФСИН

«Где Москва?»

Исходя из всего, что мы о Никите Уварове знаем, он не врет. Даже если это в ущерб ему. Даже если на него давят. Но его откровенные слова — совсем не то, чего от Уварова ждали. (Хотя зачем нужны психологи, если с ними нельзя быть откровенными, если им эта откровенность и не нужна?)

У «Новой» есть аналогичный рассказ воспитанника КВК, переведенного в 18 с половиной лет, как и Никита, в ту же ИК-31. Этот разговор о том, что ждет малолеток при этапировании во взрослую жизнь, записан нами в августе 2017 года. Ранее не публиковался. Имя говорящего не раскрываем, поскольку сейчас он снова оказался за решеткой.

Беседовал (интервьюируемый знал, что для «Новой газеты») психолог Николай Щербаков — тот, кому парень доверял и доверяет: Щербаков работал с ним раньше как с сиротой, в детдоме, поддерживает и сейчас, состоит с ним в переписке и отправляет ему посылки.

Отмечу, что рассказчик, оказавшись в ИК-31, как и Никита, на колонию не жаловался. Ни на администрацию, ни на зэков, ни на порядки. Говорил, что там «все по закону делается, даже конвертом на ручку с другим зэком обменяться считается коррупцией и влечет за собой взыскания».

Но были (и, вероятно, есть) нюансы.

Непринципиальные. Что сейчас, что тогда все зоны Красноярского края — красные. То есть никакого АУЕ. Власть закона и администрации.

Например, приехал этап. Ты не знаешь, кто там. И начинаешь шуметь в другие бараки, кричать: «Мужики, откликнитесь! Посмотрите там, услышьте, кто заехал, кто приехал, малолетки, не малолетки с Канской колонии». Потому что большинство ждут, чисто чтоб малолетки ехали. Потому что малолетки больше всего убиваются по этим понятиям всем воровским. Через некоторое время приходит курсовка — листик такой, и там все записано: кто приехал, откуда, во сколько, по какой статье, кем живет — ну все-все прям записано.

В гостях в ИК-31 ученики профильного класса ГУФСИН красноярской школы № 156. Фото: ГУФСИН

— То есть даже малолетки уже кем-то являются в криминальной иерархии?

— Если вязаный (сотрудничающий с администрацией — прим. ред.) поднимается на взросляк, он козлом становится, так их называют. Потому что на взросляке у них появляется больше возможности работать на инспекторов, а инспектора им выделяют сигареты, также чай, сахар. Козел — потому что он начинает больше сдавать пацанов инспекторам. Кустарка запрещена, фотоальбомы делать, сшивать их — особенно запрещено: считается, что это подпольное производство. Их сразу забирают, регистратор снимают, рапорт тебе выписывают, могут закрыть в кичу, тот же самый СУС (строгие условия содержания. — Ред.), ешка — ЕПКТ (единое помещение камерного типа. — Ред.).

— А чем разрешено заниматься?

— Когда сотрудники в отряде — телик смотреть, книжки читать, в шахматы играть, в домино, покурить сходить, на улице спортом заниматься (но при этом не снимать ничего, чисто чтобы на тебе была форма вся полностью).

— Даже если жара?

— Да это без разницы. Роба на тебе, а на голове феска. Роба — с полосками везде, чтобы в темноте видно было. На 31-й роба черная, на малолетке — зеленая. Ну и летом рубашки зеленые дают и на 31-й тоже, можно в рубашке спортом заниматься. У нас в отряде турники стоят, где камера не видит, слепая зона. Мы там ходим, занимаемся, футболки снимаем. Бачок 20-литровый с водой приносим — и давай спортом заниматься.

[…] Пекаря есть, в столовой одни зэки работают. В швейке тоже — в магазины в Красноярске делают полотенца, платки разные. В БПК тоже — это банно-прачечный комплекс, там стираются, моются. Даже в библиотеке зэк сидит, за библиотекой смотрит, это как бы евонная библиотека. У него просто сроку много — десятка… Обычно по 111-й, по 105-й дают столько: за убийство, за искалечивание. <…>

— В целом был для тебя какой-то смысл во всем этом?

— <…> Один отряд — это одна большая семья должна быть. Где не должно быть ни конфликтов, ни эмоций показываемых, ни махания руками, ни других плохих качеств.

«Заместо АУЕ»

Подобное («Я узнал, что у меня / Есть огромная семья…») этому парню говорили в детдоме — так массами проще управлять; и он плавно, без больших внутренних потрясений, перешел из одного казенного учреждения в другое.

На первом свидании в ИК-31 Никита сказал Анне: «Знаешь, блатных здесь вовсе нет, все сотрудничают…» Меж тем красные и черные зоны — это уставные и неуставные части в армии. Это все равно — зона или армия. Ночью все кошки серы.

В зале суда, оглашение приговора, 10 февраля 2022. Мать и сын Уваровы. Фото адвоката В. Васина

Что важно: дело подростков-анархистов, собственно, и выросло из нежелания Никиты и его друзей сливаться с окружающим ландшафтом, с депрессивным Канском, становиться привычными здесь ауешниками.

Они стали строить из себя кого-то, марсиан среди лесопилок и гор тлеющих опилок, «дух дышит, где хочет». Они обсуждали марксизм и анархизм, рецепты из XIX века (потому что он и стоит здесь), читали Кропоткина и Льва Толстого, Бердяева и Ноама Хомского. Это был не столичный нонконформизм, сознательный отказ от буржуазности и стабильности — тут такой альтернативы не было и нет. И можно разве отказаться от уголовной, «синей» субкультуры? Но в нее вгоняли — так уж заведено. Как в анекдоте: не выпендривайтесь, слушайте «Валенки».

Никита и его друзья наклеивали свои листовки на стены как раз с этими аббревиатурами — АУЕ, АСАВ**. Заклеивали это прогнозируемое им будущее.

Скриншот фотографий в соцсетях канских подростков. Вещдок по их делу. Архив «Новой газеты»

В материалах дела — скриншоты переписки 14-летних в мессенджере. Обсуждают, где взять шуруповерт. Вклинивается Саша (он старше них, но тоже еще школьник, внук тогдашнего мэра Канска, в деле проходил как свидетель): «Я понял Нам нужно изучать диалектику Это самый адекватный и лучший способ познания мира в отличие от поганого эмпиризма который идеалисты юзают как хотят для одурманивания масс и шарлатанства». Богдан через 9 минут сообщает: «До нас быдляк *** (докопался) Круто».

Саша: «Чё случилось?»

Богдан: «Быдляк сказал шо мы граффити нарисовали на остановке чтоб все оттерли».

Саша: «Вы свалили?»

Богдан: «Да Канеш Но он сказал шоб завтра оттерли Капец».

Никита Уваров: «Это Денис решил нарисовать Когда мы листовки поклеили Заместо АУЕ».

Богдан: «Ага Так что наверное как раз и Денису надо будет отвечать Анархо-индивидуализм *** (же)».

В переписке детей — активное обсуждение ауешников, слуха про сплотившихся канских скинхедов — 17 человек 16–20 лет. Дети разговаривают о том, как им противостоять. Никита потом и из заключения будет спрашивать друзей на воле: не докапываются ли офники? Они не хотели стать ауешниками, офниками, гопниками, гоблинами, они понимали, что столкновения неизбежны. Они, мне кажется, в определенном смысле с ними и столкнулись, с конкретными пацанами, реальными, с пацанской этикой, заменившей коммунистические шаблоны и ставшей основополагающей для страны.

— Когда меня закрыли в СИЗО-5, в первой моей камере уже сидел Виталий, — рассказывал Никита. — Сказал, что его посадили за тяжкие телесные, которые он нанес обидчику своей девушки. Вроде бы он сказал, что ему 17 лет. Рассказывал мне о своей семье, о своей криминальной деятельности, связанной с кражами, про понятия тюремные, иногда был спокоен, а иногда агрессивен. Часто спрашивал о моем уголовном деле, говорил, что не верит, что я не виновен и ничего я не планировал. Как будто хотел, чтобы я ему в этом признался. Иногда он мне угрожал.

Потом нас вызвали к оперативнику, заводили в кабинет по очереди. Оперативник спрашивал у меня про соседа. Я сказал, что у меня с ним нормально все, но он мне рассказывает про АУЕ. И его в скором времени пересадили от меня.

Потом, когда я говорил с пацаном из КВК, он сказал, что Виталий сидел за закладки, и что тогда, летом 2020-го, он уехал во взрослую колонию. Так же про него говорили учителя. И так я понял, что он на тот момент, когда меня к нему посадили, был уже совершеннолетним. (Федзаконом «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых […]» такое соседство не допускается, и для любого исключения из правила требуется согласие прокурора. Зачем к Никите подсаживали Виталия?)

А когда Никиту временно выпустили из тюрьмы (до приговора), надзиратели-педагоги первым делом попытались его записать в клуб, где учили разбирать-собирать автомат Калашникова. И Никита, и Анна в голос сказали: вы что там, совсем с дуба рухнули? А как орал адвокат Васин…

Анна у себя дома. Скриншот съемки Арсения Кайдацкого

Я это все к тому, что мальчик рос не просто абсолютно некриминальным, никаких склонностей к противоправным действиям, никакой импульсивности, навязчивых идей, враждебности к людям — он отдавал себе отчет, где зло, и не готов был мириться. И активно отвергал криминальную субкультуру. Никогда не отказывался от учебы и работы, и это проблемы колонии, что там толком не смогли организовать ни то, ни другое. Никита не трудоустроен, получает очередное профобразование. В избранном (еще в КВК, с подачи тюремных педагогов) колледже учеба оплачена, но учиться невозможно: нужен доступ к компьютеру, множеству программ, никто на это в ИК-31 не идет, поэтому колледж пока считает, что студент Уваров в бессрочном академотпуске.

Никита подал заявление на пересдачу ЕГЭ (в КВК он сдал русский и математику на четверки, обществознание — на трояк, двух баллов не хватило, Васин: «Чтобы сдать «общество», нужно жить в обществе»). В письме Анне Никита недавно рассказал, что учителя выделили ему помещение и обеспечили учебниками. Но, как видим, некое ответственное лицо в колонии полагает чтение учебников привилегией, которой можно лишить.

По эту сторону решеток нам не позволено знать, что происходит с человеком. Информация неполная, поэтому не буду строить предположений. Почему-то вспоминается давний разговор коллеги и моего старшего товарища Павла Гутионтова с одним из самых успешных сыщиков страны и, пожалуй, ведущим криминологом позднего СССР — генерал-лейтенантом Карпецом. Тот сказал: «Мы знаем, что после пяти лет отсидки в наших условиях в организме происходят необратимые изменения, и выходит человек на свободу неисправимым преступником. Исключений практически не бывает…»

Никита зашел в тюрьму в 14 лет (никого не убив, не ограбив, не побив). Он вырос и повзрослел за решеткой. Сейчас ему девятнадцать.

И почему-то вспоминаются слова адвоката Васина: «Сломают его там. То, что сберег, сохранил, сломают в зоне».

Владимир Васин. Фото: Алексей Тарасов / «Новая газета»

Тогда, после приговора, уже на канском вокзале Васин не увидит, что красноярская журналистка Анна Комарова, помогавшая собирать Никите сумку «в последний путь», снимает (и сейчас я пересматриваю то видео): в какой-то момент мальчику уже там, по ту сторону, дают телефон (надо предотвратить всякие попытки подростка сделать что-то с собой, кто его знает, что у него сейчас на сердце), и Васин говорит с ним уже не как адвокат, а как кто-то, заменяющий отца, хорошо — как авторитетный взрослый мужчина, с чем в этом городе проблема. «Не разменивайся на всякую ерунду, слышишь? Давай держись. У тебя есть все способности, чтобы это пережить. Ты далеко не дурак, ты умнее нас всех в некоторых моментах. Извини, что я не смог тебя освободить, но я сделал все… ну все, что умел. Увидимся. Держись!»

Васин не понимает, что его могут снимать, он, когда потекли слезы, инстинктивно отворачивается, упирается в вокзальное стекло, за ним — снега, железнодорожные пути, заборы, товарняки, белесое, бесцветное небо, сливающееся с твердью, двое утепленных квадратных обходчиков в их жилетах, когда-то ярких, оранжевых, поверх фуфаек, свитеров, теплых клетчатых рубах. Идут, о чем-то, видимо, говорят — поворачиваются друг к другу.

Конец срока Никиты Уварова — 19 марта 2026 года. СИЗО ему засчитали день за день. УДО теоретически возможно, Васин вчера сказал мне, что подавать будут. Но это фантастика. Ненаучная. И сам Никита в УДО не верит. А о помиловании он просить отказался.

На СВО его не забрать. Но вербовщики к нему подходят: «Хочешь на СВО?» — «Нельзя с такими статьями». — «Я не спрашиваю, можно или нельзя. Хочешь или нет?» — «Нет».

Окружающая Никиту действительность продолжает вгонять его в «синий» мир. Не выпендривайся… Какие тебе книжки?!

И сколько еще он сможет сопротивляться, на сколько у него еще хватит сил?

Алексей Тарасов, обозреватель «Новой»