«Мы этого посадим, а того купим». Зачем в России преследуют ученых
Главная задача спецслужб — запугать и разобщить научное сообщество. Остальное их не волнует
«Он сказал, что вину он не признает, потому что никаких преступлений он не совершал, у него даже в мыслях никогда не было совершить измену Родине», — пересказывала в мае прошлого года последнее слово физика Анатолия Маслова его адвокат. Через несколько дней по делу о госизмене 77-летнего ученого приговорили к 14 годам колонии строгого режима.
За три с лишним года войны число уголовных дел против ученых в России выросло, отмечает издание T-invariant, пишущее о жизни российского научного сообщества. По его данным, с 2022 года по конец марта 2025-го с преследованием столкнулись 89 человек: 64 ученых, 18 студентов и аспирантов, семь преподавателей. Против 41 из них возбудили уголовные дела, на 29 составили административные протоколы, 19 были уволены.
Помогите «Важным историям»
В первую очередь на ученых усиливается административное давление, объясняет «Важным историям» попросивший об анонимности исследователь репрессий в отношении представителей науки. Кроме штрафов и увольнений власти могут объявить ученого «иноагентом», это означает запрет на преподавание в России и вытеснение из публичного поля.
Что касается уголовных дел, то здесь можно выделить две большие группы: дела о госизмене и «хозяйственные» дела. Последние стали массово появляться после начала войны.
Как преследуют за госизмену
Преследования ученых по 275-й статье долгое время были точечными. Всё изменилось, когда ФСБ начала заводить дела на специалистов по гиперзвуку, участвовавших в 2011–2013 годах в проекте Transhyberian — совместном с бельгийским Фон-Кармановским институтом гидродинамики. Фигурантами «дела гиперзвуковиков» стали уже более десятка человек.
Полномасштабная война в Украине не повлияла на преследования ученых за госизмену, рассказали «Важным историям» в правозащитном проекте «Первый отдел». При этом в целом рост числа таких дел за последние три года велик: с 1997 года по 15 декабря 2024-го их возбудили не менее тысячи, из них 792 — после начала войны.
Вот как появляются дела о госизмене ученых.
Ко многим НИИ прикомандированы кураторы от спецслужб, причем в последние годы эта практика сильно расширилась, рассказывал журналист и автор книг о спецслужбах Андрей Солдатов (его отца, доктора физико-математических наук Алексея Солдатова в прошлом году приговорили к двум годам колонии по делу о злоупотреблении полномочиями). Их задача — искать шпионов и «собирать компрометирующий материал на тот случай, если руководству потребуется что-то делать с этим предприятием». Когда у куратора попросят компромат, например, на руководителя НИИ, он «прибежит с папочкой, и у руководителя начнутся проблемы».
Дальше в НИИ приезжает большая следственная группа и начать «разрабатывать» ученых, говорит Дмитрий Заир-Бек из «Первого отдела».
Часто ученых привлекают за сотрудничество с Китаем, потому что так удобнее сотрудникам ФСБ: в последние годы с западными странами российские ученые сотрудничают мало, а с Китаем ничего особенно не изменилось. Например, один из фигурантов «дела гиперзвуковиков», директор Института теоретической и прикладной механики (ИТПМ) Сибирского отделения РАН Александр Шиплюк, получил 15 лет за передачу секретных данных Китаю. Однако, вероятнее всего, настоящая причина его преследования — участие в проекте Transhyberian.
Когда по «делу о гиперзвуке» был арестован третий сотрудник ИТПМ, их коллеги в открытом письме написали, что ученые пострадали за выступления на международных семинарах и конференциях, участие в международных проектах и публикации в журналах. В этих случаях ученым могло бы помочь заключение об отсутствии в их материалах гостайны. Этот документ перед поездкой на любую конференцию выдает первый отдел НИИ. «Все гиперзвуковики согласовывали свои внешние контакты с экспертными комиссиями по внешнему допуску. Они действовали строго по регламенту. Но следователи ФСБ игнорируют правила, установленные в научных организациях», — рассказывает главный редактор T-invariant Ольга Орлова.
ФСБ решает проблему так. Следователи давят на тех, кто выдавал заключение, заставляя их признаться, что они сделали это, не изучив материалы или поддавшись на уговоры. «Они хватаются за те версии, которые им предлагает следователь, и отползают в сторонку, надеясь, что их не зацепит», — рассказывал сын Виктора Кудрявцева, первого фигуранта «дела о гиперзвуке».
После этого материалы отправляются на новую экспертизу, для нее ФСБ выбирает экспертов сама и всегда получает нужный результат. Как правило, экспертами выступают военные инженеры, они могут признать секретной информацию даже из учебников. «Условно, таблицу умножения использовали при создании презентации, а еще при создании ракеты “Буревестник“. Соответственно, использовались одни и те же технологии», — объясняет логику Евгений Смирнов из «Первого отдела».
Когда на «разрабатываемого» ученого набирается достаточно материала, наступает самый важный для спецслужб этап — «реализация». В этот день проводятся обыски в нескольких местах (дома, на работе, на даче и т. д.), фигуранта задерживают, везут на допрос, а потом в суд, где ему избирают меру пресечения. «Если это не получается, то вкус победы не тот. Обязательно надо задержать и арестовать», — говорит основатель «Первого отдела» Иван Павлов.
«Большинство из преследуемых за госизмену готовы писать Путину: “Товарищ Путин, произошла чудовищная ошибка”»
Ольга Орлова, главный редактор T-invariant
Доказать следователю свою невиновность невозможно. Вот что рассказывал физик Владимир Лапыгин, в 2016 году приговоренный по «делу гиперзвуковиков» к семи годам и в 2020-м вышедший по УДО: «Были модели, испытывавшиеся в аэродинамических трубах, напоминающие по форме то ли боевые блоки ракеты, то ли формы обтекателей ракет. Формы же не секретные. Следователь мне говорит: “Ну это же головная часть ракеты!” Я брал карандаш и объяснял: “Вот карандаш — это предмет не секретный, не закрытый и не оружие. Но если я его вам воткну в глаз, то будет уже оружие. Но я же не втыкаю. Значит, карандаш не подпадает под секретность”. То, что обтекатель ракеты — эллиптической формы, не делает сам эллипс секретной формой».
Также ученых пытаются убедить сотрудничать со следствием, в частности, дать показания на своих коллег. Однако на сотрудничество они идут редко. Во-первых, ученые уверены в своей невиновности, во-вторых, чаще всего они лояльны власти, объясняет Ольга Орлова: «Большинство из них готовы писать Путину: “Товарищ Путин, произошла чудовищная ошибка”». Противники власти среди ученых есть, но их судят не по госизмене, а по другим статьям. Понять, пошел ли человек на сделку со следствием, можно по полученному им сроку. Минимальный срок по 275-й статье — 12 лет, в случае сотрудничества обвиняемый может получить ниже низшего предела — 5–7 лет.
Дела о госизмене рассматриваются в закрытом режиме, поэтому их детали обычно неизвестны.
Как преследуют по «хозяйственным» делам
Выявить закономерности в «хозяйственных» делах не так просто: ученых судят по разным статьям, отмечают в T-invariant. Так, разработчик суперкомпьютеров Всеволод Опанасенко получил пять лет за мошенничество и уже вышел по УДО, Алексей Солдатов получил два года за злоупотребление полномочиями, недавно против четырех ректоров возбудили дела, связанные с зачислением в вузы иностранцев, там фигурируют статьи о превышении полномочий, служебном подлоге и организации незаконной миграции.
«С хозяйственными делами все очень сложно, потому что непонятно, где это преследование, а где ректор действительно лишнего взял», — говорит анонимный исследователь преследований ученых.
Есть случаи, когда дела о мошенничестве возбуждают по доносу коллег ученых. Самое известное из них — дело физика Олега Кабова, получившего пять лет условно за мошенничество (обвинение обжаловало приговор). На Кабова написал донос бывший сотрудник его лаборатории, а ход делу дал сотрудник ФСБ, в прошлом также работавший у Кабова и конфликтовавший с ним. Само дело полно абсурда, подробно о нем написано здесь.
«Мы точно знаем, что некоторые “хозяйственные” дела инспирированы самими учеными, например дело Кабова. Про другие наверняка сказать нельзя, но и исключать нельзя. Репрессивная машина запущена, и люди начали ее использовать», — считает эксперт.
Преследуют ли ученых-оппозиционеров
Да, самое массовое дело касается ученых, подписавших антивоенное письмо. С их авторами проводили беседы эфэсбэшники, против них возбуждали уголовные дела, составляли административные протоколы, они сталкивались с проблемами финансирования, некоторые были вынуждены уехать из России, кто-то потерял работу.
Есть и другие «оппозиционные» дела. Самое известное — преследование Сергея Абрамова, члена-корреспондента РАН и крупнейшего специалиста по суперкомпьютерам. Его обвиняют в финансировании экстремизма, следствие считает, что ученый перевел семь тысяч рублей ФБК. При этом из транзакций не следует, что Абрамов отправил деньги именно ФБК, это могло быть любое НКО. Дело примечательно еще и тем, что ученого на две недели отправили на экспертизу в Ярославскую психиатрическую больницу.
Как и многие фигуранты дел о госизмене, Абрамов говорит, что он не противник власти: «В моем деле есть нарратив: “Был недоволен действующей властью и государственной политикой”. Ребята, да я ее формировал!»
Зачем власти преследуют ученых
На низовом уровне преследования объяснить легко: для сотрудников спецслужб это легкий способ раскрыть дело, отличиться и подняться по карьерной лестнице. Особенно это касается дел о госизмене против ученых, занимающихся гиперзвуком: о каждом таком деле следователи докладывают Владимиру Путину, рассказывал Евгений Смирнов из «Первого отдела». Путин еще в 2005 году начал говорить об оружии, которое будет работать на гиперзвуке, а в 2018 году в своем знаменитом обращении к Федеральному собранию он уже угрожал этим оружием Западу.
«Они как будто золотую жилу нашли. Складывается впечатление, что они брали уже арестованных и смотрели, с кем они сотрудничали», — говорит о «деле о гиперзвуке» анонимный эксперт.
В широком смысле задача спецслужб — напугать и разобщить ученых. И это получается.
Посеять страх удается, в первую очередь, непредсказуемостью репрессий, объясняет Ольга Орлова из T-invariant: «Главный эффект, который действует на всех абсолютно парализующе, — несистемный характер преследований. Нет концепции. Потому что, как только появится концепция, ученый может скорректировать свое поведение в зависимости от установки власти, требований ФСБ. Но смысл именно в том, чтобы ученые этого не понимали».
Такая тактика позволяет спецслужбам контролировать ученых небольшими ресурсами, продолжает Орлова: «Их метод исключительно эффективен, потому что он позволяет малыми средствами держать в страхе всё научное сообщество. Поэтому практически нет публичных возражений такой новой практике — каждый понимает, что он может быть следующим обвиненным».
Подпишитесь на нашу рассылку
Мы присылаем только важные истории
Еще одно ноу-хау современной ФСБ заключается в том, что дела ученых получают очень небольшую огласку. Из федеральных СМИ об этом могут написать «Коммерсант» и РБК, на телевидении — полное молчание. Например, на сайте Первого канала о деле Виктора Кудрявцева есть два материала за 2018 год, о свежих делах Олега Кабова и Сергея Абрамова материалов нет вообще. «И если, например, ивановские эфэсбэшники взяли человека, об этом нигде не сообщается. Люди думают, что это только у них такое случилось, что это ужасная случайность или человеку не повезло. Масштаб репрессий специально скрывается, ничего не комментируется, нет никаких показательных процессов».
При этом закрытость преследований не отменяет их жестокости. Ученым не только дают большие сроки, но и не делают скидок на их преклонный возраст и плохое состояние здоровья. Самый вопиющий случай — дело физика Дмитрия Колкера. Несмотря на четвертую стадию рака, его забрали из больницы и отправили в СИЗО, где он умер спустя три дня. Кудрявцев скончался, не дожив до приговора, президент Арктической академии наук Валерий Митько умер под домашним арестом.
Ждать, что руководство российской науки вступится за своих коллег, не приходится. Сейчас Министерство науки и высшего образования пытается провести закон о согласовании с ФСБ международных проектов. «Это попытки ввести взаимоотношения с ФСБ хоть в какое-то предсказуемое русло. Никакое ведомство так не делает, никто ни в какой стране не хочет идти на поклон к спецслужбам со словами: “А давайте мы всё будем согласовывать с вами”».
Не боятся ли власти развалить науку? И остаться без того же гиперзвукового оружия?
Преследуемые ученые почти всегда занимаются академической наукой и не связаны с военными разработками или производством. Но власти вообще не думают о том, что их действия могут навредить науке, в том числе военным разработкам, считает Ольга Орлова: «Это поколение эфэсбэшников сформировалось в логике “мы всегда всё купим”, и технологии тоже. Принципом, который Путин сформулировал как “цап-царап”, пронизано всё. Мы этого посадим, а того купим».
Сами дела о госизмене не имеют ничего общего с защитой обороноспособности страны, это лишь желание запугать и взять под контроль научное сообщество, уверена Орлова. То, что осужденных ученых не организуют в шарашки, как это было во времена сталинских репрессий, — еще одно доказательство, что судьба науки спецслужбам безразлична.
Анонимный собеседник «Важных историй» считает, что масштаб нынешних репрессий не настолько велик, чтобы это могло уничтожить науку: «Для устрашения и разобщения этого достаточно, а для того, чтобы уничтожить науку, — недостаточно». Большинство ученых, уезжающих из страны из-за репрессий, — это молодые люди, а науку делают ученые среднего звена, которые уже многого добились в России.
«Если бы Шекспир не написал своих трагедий, их бы никто не написал. А если бы Эйнштейн не вывел формулу E = mc², ее бы вывели другие», — объясняет исследователь логику российских властей: «Сейчас старых пней посадим, придут молодые ребята, которые не хуже нам сделают гиперзвук».
