«Судят по трем статьям»: дело ФСБ России против украинца с российским гражданством
Обитание на оккупированной территории нередко заставляет людей делать сложный выбор в пользу получения российского паспорта. В противном случае они рискуют подвергнуться преследованиям, угрозам, а иногда и быть заключенными российскими оккупационными властями. Многочисленные истории гражданских заложников подтверждают эту реальность. В то же время есть и другие ситуации: некоторые люди могут иметь два паспорта – украинский и российский, или только российское гражданство. Будучи резидентами, они законно находятся на территории Украины с двойным гражданством (или только российским), что является обычным явлением для постсоветских стран. Однако защищает ли это их от преследований российскими властями? К сожалению, тоже нет.
Буквы продолжают серию материалов об истории обычных украинцев, которые, к сожалению, оказались в оккупации и в силу разных обстоятельств в мгновение ока стали пленниками России. Их постоянно перемещают, им выносят приговоры, они находятся в условиях, не подходящих для жизни, и не всегда информацию о них официально регистрируют.
В этом материале речь пойдет о херсонце Сергее Офицерове, которого сейчас судят в России по трем статьям, включая обвинение в терроризме. Сергей является украинцем, который в силу определенных обстоятельств, проживая в подростковом возрасте в России, получил российское гражданство. В течение трех лет он пытался отказаться от паспорта страны-агрессора, но из-за российской бюрократии не успел это сделать до начала полномасштабного вторжения.
Так, 24 февраля 2022 года Сергей встретил в Херсоне, не скрывая свою проукраинскую позицию. и начали создавать «доказательную базу» для обвинения.
Сергей стал одним из так называемой «Херсонской девятки» — группы украинцев, которых российские военные похитили в июле-августе 2022 года, а затем объявили участниками «террористической организации». Среди «девятки» двое являются бывшими военнослужащими, а остальные — вполне гражданские граждане. Тем не менее, каждому из них грозит максимальный срок заключения – пожизненное лишение свободы.
Больше о том, как Сергей боролся за выход из российского гражданства, строил жизнь в родном Херсоне, полгода жизни в оккупации, целенаправленное похищение из родительской квартиры, заведение дела и то, как продолжаются судебные процессы, а также о вызовах, которые могут возникнуть на этапе обмена «Херсонской девятки», и важность внесения поправок в законодательство, предусматривающие опеку государства над резидентами – для Буков рассказал Геннадий Офицеров, отец гражданского заложника.
Фото: предоставлено Геннадием
– Если я правильно понимаю, по паспорту Сергей является гражданином России, и достаточно долго проживал там. Расскажите больше об этом периоде, сколько он длился? И когда он наконец вернулся в родной Херсон?
– Так случилось, что Сергей родился в Херсоне, но когда ему было четыре года, мы всей семьей переехали на Камчатку. С женой мы спустя некоторое время расстались, и лично я вернулся в Херсон в 1994 году. Сын продолжал проживать с мамой в Иркутской области до 1995-1996 года.
И так получилось, что по возрасту (в 16 лет) он был вынужден принять российское гражданство. В Украину, а именно в Херсон, Сергей вернулся двадцатилетним, и с того момента уже никуда не уезжал. он получил российский паспорт, потому что других вариантов просто не было. Так сложились обстоятельства в семье.
– Как Сергею удалось адаптироваться к жизни в Украине? Чем он занимался, кем работал? И вообще российский паспорт как-то влиял на жизнь Вашего сына в Украине в тот период? В плане каких-либо ограничений или предубеждений.
– В России Сергей поступил в медицинский институт в городе Иркутск, но появились причины не завершать учебу. Высшего образования он не получил, но сам был очень развитым человеком. После возвращения в Херсон он сначала работал менеджером в торговой сети, а в последнее время (до полномасштабного вторжения) – на производстве дверей.
Относительно российского паспорта до 2014 года это не создавало никаких проблем для жизни в нашей стране, где гражданство в целом не имело значения. Он был резидентом, другими словами – имел удостоверение на постоянное проживание, был налогоплательщиком и т.д. И такого, чтобы он держался за российский паспорт, чтобы иметь подушку безопасности в виде будущей жизни в России — у него никогда не было вообще.
– Я читала, что значительное переосмысление своей идентичности как украинца у Сергея произошло после 2014 года. В чем это проявлялось? Возникали ли у него тогда мысли о смене паспорта? Если да, возможно ли вообще это было с 2014 года и почему не получилось?
– Да, когда Россия начала агрессию в 2014 году, Сергей занял полностью проукраинскую позицию, хотя и к этому относился к Украине как своему отечеству. Он вывесил на балконе государственное знамя, слушал украинскую музыку и в социальных сетях полностью перешел на украинский язык. Относительно паспорта напавшего на Украину государства действительно возникали вопросы.
В 2018 году Сергей начал заниматься выходом из русского гражданства. Как выяснилось позже, российские власти намеренно блокировали этот процесс, а с их представительствами в Украине практически невозможно было выйти на контакт. В 2021 году Сергей получил приглашение в российское консульство в Одессе для оформления документов. Насколько я помню, он ездил в консульство летом.
После его похищения я взялся за эти вопросы, понимая риски в возвращении сына домой. После консультаций в Координационном штабе адвокаты подали запрос в миграционную службу по уточнению гражданства Сергея. и ждем ответа.
Сергей не воспринимает себя россиянином. Интересно, что с одним из писем из СИЗО было еще обращение к Красному Кресту от 19 заключенных камеры 7а СИЗО №1 в городе Ростове, где он находился, и там в графе «гражданство» указано, что он украинец (обращение было переправлен в МККК). Согласно законам России, выйти из их гражданства очень сложно. Одно из требований — не быть под следствием и судом, что происходит. Вторая – иметь гражданство другой страны.
Фото: скриншот сообщения Сергея в Фейсбуке (май 2022 года)
– Полномасштабное вторжение Вы встретили в Херсоне уже с оккупацией. Известно ли Вам, какова была деятельность Сергея в оккупации? Ведь задержали его уже в августе, а до этого фактически пол года ему пришлось как-то жить, передвигаться по городу, возможно, как-то работать.
– Скажу так: он свою проукраинскую позицию всегда отстаивал. С 2014 года, когда началась эта война, Сергей «рубился» с россиянами, своими знакомыми, в социальных сетях. Он был неравнодушен к политическим процессам по независимости, которые происходили в стране. Когда оккупировали Херсон, сначала все было более или менее свободно, у нас даже проходили проукраинские митинги. Насколько я знаю, россияне хотели взять Херсон мягко, надеясь на лояльность жителей. До поры до времени даже висели украинские флаги, вывески… Это не так было, что резко начался террор, патрули и обыски, как, наверное, в Мариуполе или Буче.
Со всем тем, стало тяжело морально, работы уже не было, поэтому Сергей переехал в район города Остров, где проживал с сестрой и племянниками. Ему там было психологически легче жить. Что касается сопротивления кафирам, знаю, что в Херсоне было достаточно много таких событий: от боя ребят из терробороны в Сиреневом парке до размещения открыток и желто-синих лент на улицах. Конечно, мы с сыном на эти темы тоже разговаривали, но это были общие разговоры. Думаю, он просто оберегал меня от лишних эмоций и прочего.
– Собственно, как вы говорили, задержание сына происходило на ваших глазах. И насколько я понимаю, это было именно ФСБ. Какова была их риторика? Они сразу выдвинули какое-то подозрение или просто забрали якобы «для выяснения обстоятельств»?
– В Херсоне тогда наступили времена, когда перемещаться между районами города стало очень сложно и опасно: появились блокпосты, начался тотальный контроль. Поэтому Сергей был вынужден вернуться в свою квартиру в центре. Кстати, помню его слова, что при проверках документов он предоставил свое водительское удостоверение. Сын практически еженедельно приходил ко мне, мы обедали, пили кофе, смотрели фильмы, потому что у меня есть большая коллекция. Проводили время, поддерживая таким образом друг друга. И вот 3 августа 2022 года он тоже пришел ко мне, а где-то через 10 минут кто-то позвонил в дверь. Открываю, а там стоят трое мужчин в гражданской одежде.
У одного из них в руках был пистолет. Молча, ничего не объясняя, не показывая каких-либо документов, они сразу ворвались в квартиру, один из них спросил фамилию у Сергея, будто проверяя, точно ли он тот, за кем пришли. Потом уложили сына на пол, дали в руки его телефон, заставили разблокировать, что-то в нем проверили, потом подняли Сергея и начали выводить из квартиры.
Я тоже вышел с ними на лестничную площадку. Я был в шоке, однако все же спросил: «Куда вы его забираете, когда он вернется?». Я услышал ответ: он сам придет. Потом был вопрос ко мне: «Тебя Геннадием зовут?». Это они меня так идентифицировали, но при этом никакие документы не проверяли и по другим комнатам тоже не ходили, обыск не проводили. Все это действо произошло очень быстро, пожалуй, не больше чем за минут 5-10.
Когда сыну уже надели наручники, мне приказали вернуться в квартиру. Я выскочил на балкон, где мог разглядеть, что его затолкали в белое Рено Дастер. За деревьями стоял еще микроавтобус. Я успел только записать государственный номер Рено, и машины уехали. Я был уверен, что эту операцию по угону проводили сотрудники ФСБ. Не было ни одного военного в форме, на эсфешниках была навешена аппаратура связи, оружие – только пистолеты. Они знали, кто им был нужен, где он находится, кто с ним рядом. Соседка сказала мне потом, что видела рядом с нашим домом будто какого-то «смотрящего». В дальнейшем все это подтвердилось ведением дела ФСБ.
Фото: предоставлено Геннадием
– Когда впервые появилась информация о том, где может находиться Сергей, какие обвинения ему предъявляют, есть ли доказательства? И вообще, были ли видео задержания? Или, возможно, показательные видео, где он в чем-то сознается?
– Как уже позже выяснилось, после похищения они поехали к Сергею домой и провели там обыск. Хотя мы и не общались с мамой Сергея, я нашел возможность сообщить ей о случившемся и через нее уже узнал об этом обыске. Потом у меня начался поиск сына по городу, а у нее – преимущественно поиски через интернет.
На следующий день после похищения мы обратились в военную администрацию, которую россияне открыли в городе, и мать Сергея написала заявление. Информации о сыне у них не было. Я начал регулярно обходить районные отделы полиции, местные СИЗО и колонии. Его нигде не было. К слову, то Рено Дастер, с теми же номерами, я однажды увидел в городе. Пытался ее остановить, не остановилась. Сотрудники ФСБ в городе использовали автомашины именно этой марки. Неоднократно спрашивал у них о сыне, ответ был один: ничего не знаем.
Правда, была в городе для меня одна так называемая «мертвая зона», где находится областное управление полиции по улице Лютеранская. Несколько раз проходил рядом, но там вроде бы ничего не происходило. Как-то я заметил, что туда, к воротам, подъехала машина Рено Дастер. И мне повезло – вышел военный и двое мужчин в штатском. Я подошел к ним и спросил, есть ли в этом доме Сергей Офицеров. Начал рассказывать ситуацию, что моего сына похитили люди без опознавательных знаков прямо из моей квартиры, теперь хожу и ищу его и так далее. Мне ответили, что там вообще никого нет. Тогда же я услышал очень странное предположение от военного по поводу исчезновения сына о том, что это, видимо, сделали «Орлы Януковича или СБУ».
Но, кроме этого, в то время Сергей находился именно там. Узнали об этом от мужчины, который содержался там с Сергеем. Он бывший прокурорский работник, которых россияне, видимо, пытались склонить к сотрудничеству. Когда этого мужчину уволили и везли домой, хоть он и был с мешком на голове, понял, где находится, поскольку часто бывал там по работе. Впоследствии Сергея перевели в Симферополь. Следующую информацию о нем уже узнали в октябре от адвоката, назначенного Сергею от России, которая сообщила, что сын находится в СИЗО Лефортово.
– Знаю, что есть так называемая “Херсонская девятка” – это обычные херсонцы, которые были задержаны почти одновременно и всех судят по трем статьям. Это значит, что Россия создала из них террористическое сообщество? Вам что-то известно о других заложниках?
– По уголовному делу, рассматриваемому сейчас в южном окружном военном суде Ростова, также проходят Олег Богданов, Сергей Гейдт, Сергей Кабаков, Юрий Каев, Сергей Ковальский, Денис Лялька, Константин Резник и Юрий Тавожнянский. Кстати, сначала это была «десятка», которую содержали в застенке областного управления полиции. Однако относительно одного из ребят, Василия Стеценко, нет до сих пор официально подтвержденной информации о том, что с ним там случилось.
После полной неизвестности о том, где мой сын и что с ним через несколько месяцев я впервые увидел Сергея на российских пабликах, там появилось пропагандистское видео задержания и вывоз ребят. В общем, им действительно инкриминируют обвинения по трем статьям уголовного кодекса России: ст. 30 – покушение на преступление, ст. 361 – акт международного терроризма и ст. 205.4 – организация террористического сообщества. Следователи ФСБ пытаются доказать в суде все так, словно эта группа херсонцев была настоящей угрозой для России.
На самом же деле эту статью, а именно 361, им «приписали» тогда, когда территория Херсонской области, в их понимании, была фактически украинской, поскольку «референдум о присоединении» еще не прошел, да и все их «жертвы террора» не имели русского гражданство. Да и вообще в материалах дела, как выясняется на суде, сплошные неточности и подтасовки. Например, там, где в материалах следствия были указаны даты о совершении каких-либо «противозаконных действий», обвиняемые в этом находились в то время в СИЗО.
Понятно, что это судилище закончится приговором со сроком заключения для сына, но сейчас есть вопрос о продолжительности срока. Это может быть где-то от 12 лет до пожизненного заключения. Как-то странно, что апелляция проходит не в пользу обвиняемого, но это Россия.
Фото: предоставлено Геннадием
– Сейчас продолжаются судебные процессы. Вы уже упоминали о назначенном от России адвокате. Есть ли возможность снять самостоятельно адвоката? И, в общем, что известно о суде над “Херсонской девяткой”?
– Сергей впоследствии был заменен адвокатом, назначенным Россией, адвокатом по договору. Однако на таких адвокатов, судя по СМИ, идет разнообразное давление, слышал о случаях лишения адвокатской лицензии или вручении повестки в армию – именно за защиту жителей Украины.
Что касается адвоката сына, то я вижу ее очень профессиональное отношение к защите его прав. У меня есть возможность иногда общаться, узнавать ситуацию и передавать свои слова поддержки для него. Однако в последнее время я чувствую уменьшение своих возможностей в общении. В основном, информацию о наших ребятах и о том, что происходит вокруг них, получаю, общаясь между родственниками ребят из «Херсонской девятки» или из других источников.
По последним прогнозам, такими темпами, как сейчас, суд первой инстанции может продолжаться до середины следующего лета. Крайнее заседание было 24 октября, следующее должно состояться 21 ноября. Больше всего я сейчас боюсь, что следующие заседания суда могут быть закрытыми, потому что уже есть такой случай в том же Ростове в суде над айдаровцами.
– Давайте проговорим все, что Вам известно о положении Вашего сына. То есть, кроме того, что продолжаются судебные процессы, знаете ли Вы, в каком он состоянии, что с его здоровьем, как с ним обращаются в иждивении? И есть ли возможность поддерживать с ним связь?
– Начнем с того, что адвокат однажды сказала мне, что во время судов Сергей находит возможность поддерживать ее словами и улыбкой. Представьте только, что он, находясь за решеткой, еще сам поддерживает кого-то… В письмах, которые получаю, тоже нет каких-то слез или уныния от того, что происходит с ним. Он держится, беспокоится больше меня, своих родных и друзей.
В крайнем письме сын описывает ситуацию, которая в тот момент происходит в камере и то, чем занимается сам. Он не пишет прямо о том, что их избивают или издеваются, но думаю, что этого не пропустила бы цензура. Нужно понять, что все, что происходит в плену, нацелено на уничтожение у узников человеческого достоинства, самой жизни. Об этом рассказывали мне те, кто мог вернуться из плена.
Относительно здоровья знаю, что летом все ребята тяжело переболели. Потому что условия были спать на полу, холодно, перенасыщенность камер, задержки с питанием, отсутствие прогулок, возможности помыться и тому подобные ужасы. На фотографиях вижу, что Сергей заметно похудел и изменился внешне.
Благо, сейчас с ним в камере только украинцы. Когда его переведут в тюрьму, а затем в колонию для отбывания приговора, там скорее всего он будет содержаться с российскими преступниками. Это тяжело воспринимать, к этому просто нужно готовиться.
Что касается почтовой связи, то в последний раз я получил письмо от Сергея 17 сентября. Вообще я веду статистику того, сколько писем отправил, а сколько ответов получил. И также прошу его писать даты, чтобы ориентироваться, какая информация до него доходит, а какая нет. Примерно 70 моих писем сын получает от меня, а я от него еще меньше.
Фото: предоставлено Геннадием
– Интересует, какова коммуникация с украинскими государственными структурами. Ведется ли какая-нибудь работа, учитывая, что фактически Сергей не является гражданином Украины? Есть ли возможность, например, создать кабинет пленника?
– Во-первых, у меня есть глубокое убеждение, что только благодаря победам ВСУ на фронте будет решен вопрос возвращения всех из плена. Во-вторых, «Херсонская девятка» уже медийно известна, и это касается, в частности, и Сергея. О них знают в Координационном штабе, в Офисе Омбудсмена и других органах власти и общественных организациях. Они не позабыты, их делами занимаются.
Что касается российского гражданства, ситуация такова: пока продолжается суд, неважно, гражданином какой страны ты являешься – процесс происходит по юридическим процедурам, срок от этого вряд ли будет больше или меньше. и сделают. Для них никаких правил, требований выполнения четвертой Женевской конвенции и другого – не существует, тем не менее, самое важное, что будет происходить уже. тогда, когда начнется процесс возвращения. Может произойти такая ситуация, что восемь ребят будут готовы вернуть, а по Сергею возникнут проблемы, если не будут выполнены некоторые законодательные условия.
Поэтому я начал самостоятельно заниматься вопросом гражданства Сергея. И это касается и его пребывания там сейчас и того, что будет тогда, когда он вернется в Украину.
Я не чувствую «особого» подхода к делу сына через его гражданство в Координационном штабе, Офисе Омбудсмена, общественных организациях, СМИ, Нацполиции и других структурах Украины. Личный кабинет в КШ создан и работает. Меня больше всего смущает действующее законодательство и подзаконные акты по влиянию гражданства на судьбу моего сына.
Относительно структур, которые должны помогать сыну. По поводу МККК – ситуация всем известная, я даже подробно повторяться не хочу – у меня до сих пор нет подтверждения от них о том, что сын находится в плену. Относительно ООН получил от них ответ о том, что если я уже знаю, где находится мой сын и у него есть адвокат – они мне ничем больше не помогут.
То, что делают со стороны Координационного штаба и Офиса омбудсмена – я могу сказать, что сейчас начинает разворачиваться работа по разным направлениям в отношении гражданских, которые незаконно заключены в тюрьму. только около 150 гражданских не радует, и есть мнение о том, что если такими темпами все и продолжится, то освобождение всех – условно нужно сто лет.
– Продолжая эту тему как отцу гражданского заложника, какой государственной политики или конкретных действий в работе с вопросом заложников Вам не хватает? Как сейчас, так насчет того, как будет действовать государство после их увольнения.
– Сейчас меня больше всего смущает уже общеизвестный Закон № 2010-IX, а именно пункт 2 статьи 2 (определяющий основы социальной и правовой защиты лиц, в отношении которых установлен факт лишения личной свободы в результате вооруженной агрессии против Украины, а также членов их семей) .
Потому что я знаю, есть еще люди как сын, которые находятся в российском заключении, они иностранцы, но и одновременно резиденты. Несмотря на это, они оказались вне этого закона еще до возвращения из плена. Поэтому мне важно доносить необходимость внесения поправок в такой Закон. Именно в нем могут быть заложены все необходимые гарантии для моего сына по возвращении из плена.
Хочу отметить, что согласно Конституции Украины, государство должно обеспечить выполнение своих обязательств перед иностранцами . (как и граждане Украины).
Кроме этого Закона, по моему мнению, есть необходимость изменений в миграционных нормах. Не так давно необходимое количество голосов набрала Петиция Президенту Украины от адвоката Алексея Скорбача ( «О внесении Президентом Украины законопроекта, которым позволит декларативный выход из гражданства российской федерации при приобретении гражданства Украины. о возможности выхода из гражданства России»). Однако развития в этом направлении нет.
Также, как мне известно, обсуждался вопрос принятия Закона о двойном гражданстве, но сейчас и здесь тишина. Мне кажется, если сын имел возможность получить гражданство Украины, это было бы основанием для выхода из российского. Мне еще есть чем заниматься, находясь в ожидании возвращения сына.
Валерия Цуба Журналистка Букв
